В последние полтора века национальная идея стала одним из существенных факторов, которые влияют на переформатирование территориальных империй и создание на их месте национальных государств нового типа, которые уже не опираются на ведущую роль определенной религии (или комунистической идеологии в качестве разновидности религиозного учения) как основного элемента государственного строительства. Актуальность рассматриваемого вопроса не ставится под сомнение в свете происходящих событий в последние несколько десятилетий, когда на месте рушащихся империй восходят государства, ставящие национальную идею на пьедестал. Эта тема мало исследована в свете противоречивости ее трактовки замешенными дискутантами и сильного эмоционального заряда, заложенного в ней. С одной стороны видны страстные аппологеты новых тенденций и правил в государственном строительстве, в рамках которых некогда объявляемыми террористами личности сегодня становятся национальными героями, а с другой стороны находятся борцы за сохранение статус-кво, которые стараются хотя бы законсервировать то положение вещей, которое складывалось в течение веков. Под всеми этими вопросами имеется чисто экономическая подоплека, и данное исследование ставит перед собой именно такую задачу – коротко описать историю проблемы, генезиса ее развития и экономические вопросы, которые решает создание национальных государств в течение последних веков существования человеческой цивилизации.
Впервые идею об единой нации (в ее современном варианте)[1] выдвигает католическая церковь в ее борьбе против светских императорских властей в средневековой западной Европе[2]. Таким образом, папские власти расчитывают, что могут увеличить свое влияние на обычное население, которое и так полносью зависит от них в «небесных делах», как и поддержать и укрепить власть местных феодалов, которые не всегда согласны с решениями императорского центра[3]. Сама идея отдельной нации очень хорошо вписывается и в доктрину Реформации – новое религиозное движение, которое ставит себе за цель обновить и осовременить ритуалы и структуру самой римокатолической церкви. В результате Реформации обособляется новое направление в християнстве, названное протестанством, в рамках которого позже и появляются первые национальные протестантские церкви. Таким образом в западной Европе и обособляются первые национальные государства современного типа – Франция Ришелье и первые протестантские национальные государственные структуры. Последние развиваются вплоть до второй половины ХIХ в., когда и осуществяется объединение всех немецких земель под предводительством прусского короля Вильгельма I-го, которой после объединения провозглашен германским императором.
Начиная с ХV в. в северной и западной Европе параллельно идет и процесс настоящего экономического бума, в рамках осуществляющейся индустриальной революции. Какие предпосылки, причины и результаты последней? Индустриальная революция – это прежде всего резкий скачок в уровне разделения труда производителей в рамках появившихся в массовом порядке новых структур – фирм. Индустриальная революция длинный и массовый процесс. Первоначально наблюдается создание фирм в одной отрасли, в следствие чего в ней резко увеличивается объем производства. После этого в смежных отраслях создается волна спроса, и в них тоже постепенно образуются фирмы. Процесс охватывания все новых территории таким же образом продолжается дальше, захватывая постепенно практически всю экономика и требуя выхода на внешние рынки.
Чтобы объяснить генезис индустриальной революции, необходимо поискать и описать какой-то мощный изгиб в структуре мировой экономике того периода, и объяснить причины для его появления. Вспомним, что в ХIV-ХV в. западная часть Старого континента является отсталой периферией мира, а центр мирового экономического просперитета находится далеко на Востоке, в Китае и на островах Индокитая. В рамках евроцентрического представления об истории принято считать, что корни индустриальной революции надо искать в самой Европе. На самом деле цель географических открытий того времени именно поиск прямых дорог к центру тогдашней мировой торговли – богатому Востоку, чтобы можно было осуществлять более интензивные контакты с последним. Даже после Великих географических открытий, долгое время объем европейской торговли остается слишком незначительным по отношению к мировой. Именно периферийное положение западной Европы в тогдашней системе разделения труда является одной из основных предпосылок для последующего резкого прыжка ее развитии в следующие несколько веков. В период перед индустриальной революцией западная Европа выполняет роль сырьевого придатка мировой экономики, в виде добычи и производстве полезных ископаемых и их последующему вывозу в богатую часть мира. Однако это достаточно специфический сырьевой ресурс – благородные металлы, которые в эту эпоху выполняют роль денег.
В своей монографию „Феномен международного прогнозирования и планирования“ (2018 г.) автор настоящего труда рассматривает гипотезу, что успешная страна не может стать таковой сама по себе, а только в рамках определенной конфигурации мировой экономики и совокупности комплекса факторов в определенный момент хозяйственной истории. Специфика западной Европой ранних средних веков после распада Римской империи в том, что хозяйственная жизнь полностью переходит на натуральный обмен. В этот период деньги практически изчезают, переходя в сокровищницы католической церкви и местных военных вождей, позже превратившихся в феодальных владетелей (напомним, что речь идет о золотых и серебряных монетах). То, что остается в обращении, постепенно перетекает в Византию, а дальше и к торговым центрам тогдашнего развитого мира. В таких условиях власть функционирует, не имея возможности использовать деньги как инструмент влияния в рамках систем поощрения и наказания. Остается только один таковой: раздача земли[4]. Таким образом, впервые в современном изведанном мире наблюдается феномен, выражающийся в том, что власть отделяется от денег. Именно поэтому сегодня в «цивилизованном» мире бытует широко распространённое мнение, что в отличие от Запада, «дикий» Восток так и не смог воспринять «полезную» идею, что деньги должны быть отделены от власти. Еще больше – во многих случая на Востоке коррупция[5] даже не воспринимается как таковай. В средние века основная форма богатства в западной Европу является владение землей. Феодализм именно в этом и проявляется: сращивании власти и земельных богатств, а не богатстве в денежной форме.
Однако в какой-то момент деньги в Европе оказываются в изобилии. Как это происходит? Это длительный процесс, в рамках которого отдельные части западной Европы постепенно превращаются в своеобразную офшорную зону тогдашнего мира. В тот период, как и сегодня, на востоке деньги всегда идут вместе с властью – утрата последней связана и с утратой денежного богатства. Перемещая свои денежные средства (или их часть) в Европу, каждый средневековый (и сегодняшний) обыватель с Востока может себе гарантировать определенный стандарт в случае утраты позиции на родине. И не только! Он может продолжить развивать торговлю, уже переезжая (вместе со своими богатствами) в Европу. В данном случае разница для торговца состоит в том, что он уже получает всю реализуемую им прибыль на свой счет, в отличие от его предыдущего статуса, когда нужно было работать на восточного владетеля (своеобразным придворным торговцем). Репатриация капиталов в те времена становится массовой практикой. Раз деньги оказались на европейской территории, оказывается, что для них можно найти достаточно прибыльное применение и на местных рынках, что в последствии ведет к общим оживлениям внутренней торговли на Старом континенте. Вполне естественно, что местные феодалы принимают на своей территории открытыми объятиями эти свежие денежные потоки, которыми могут финансировать, например, свои нескончаемые войны со своими соседями, а иногда и с центральными императорскими властями. Постепенно переехавшие на запад восточные торговцы покупают целые городские территории, таким образом создавая первые средневековые свободные города в Европе[6].
Постоянное состояние безденежья в ранних средних векак требует от европейских владетелей непрерывного поиска способов решения этой проблемы[7]. Именно на этой волне меркантилизм становится популярным, а его представители предлагают много и самые разнообразные рецепты соответствующим владетелям по поводу того, как достать и задержать деньги в пределах своих владений. Позже Макс Вебер формулирует тезис, что «конкуренция для мобильного капитала является самым важным явлением, которое предопределило ход новой европейской истории». Возникают и применяются самые разные меры в поисках решения этого экзистенциального вопроса, среди которых и прямая поддержка со стороны государства в развитии местных ремесел и мануфактур (влючая применение таможенных тарифов). Напоминаем, что в тот же самый период мировая торговля абсолютно свободна, и богатые восточные страны даже и не думают применять какие-то протекционистские меры в отношении внешнего мира, что при осуществлении первых соприкосновений между Западом и Востоком является полной неожиданностью для европейских стран. Постепенно, с усилением Европы, принципы политики протекционизма и осуществляемой ею торговлей все больше применяются и в остальном мире, и практика монополизирования источников сырья и переработанных товаров, как и каналов их доставки с конкретной частной пользой, распространяется на весь мир, а сама мировая торговля все больше начинает строиться на основе колониальной политики, проводимой ведущими европейскими государствами.
Другая тенденция, которая наблюдается вследствии отделения денег от власти в этот период, является резкое усиление концентрации финансового сектора на определенных территориях Старого континента. Важные предпосылки для такой концентрации являются наличие т.н. логистического фактора – возможность для сравнительно недорогих транспортных связей с внешними территориями, и общая безопасность соответствующей территории. Первоначально абсолютные фавориты в этом смысле являются итальянские прибрежные[8] городы-государства, которые уже воспользовались лучшим образом непрекращающимся конфликтом между светской и церковной властью, получая, с двух сторон, самые разнообразные льготы и гарантии для своего существования. В таких условиях вполне естественно, что первоначально финансовый сектор находить свою «тихую гавань» в таких местах как Венеция и Генуа. Однако, со временем расходы на защиту подобных городов резко возрастают[9], и постепенно итальянские города начинают терять финансовые субъекты за счет Голландии. После нее восходит Англия, а затем и Соединенные Штаты Америки.
Важная особенность территории, на которой концентрируются финансовые деятельности, в том, что расходы труда устойчиво превышают те, которые характерны для соседних территорий, включая деятельности, которые не имеют прямые связи с финансовым бизнесом. Таким образом, высокая цена рабочей силы ведет к нарастанию стимулов для механизации производственных операций и к вводу инноваций, которые приводят к снижению трудоемкости. Примерно, Англия не составляет исключение из этого правила – концентрация населения в ее больших финансовых центрах, и прежде всего в Лондоне, ведет к хроническому дефициту рабочей силой в аграрном производстве и к резким увеличениям ее цены, что естественным образом стимулирует ввод более эффективных методов для осуществления бизнеса в данном секторе. Продолжая тему об европейском протекционизме, можно отметить, что введенные в страну т.н. «хлебные законы», запрещающие импорт зерновых культур на остров, тоже в большой степени способствуют для модернизации аграрного бизнеса в этот период.
С начала ХVI в. на мировых рынках начинает развиваться большой дисбаланс, который разширяется в течении следующих несколько столетий. Речь идет об открытии Америки европейцами, после чего усвоены огромные количества благородных металлов, перетекающих в Европу. Это вызывает слишком большую инфляцию. Всего несколько десятилетий после Колумба, в 1568 г. французкий исследователь Жан Боден формулирует связь между необычным ростом цен и нарастающим количеством денег, приходящих из американского континента. Очень скоро инфляция распространяется и на периферию европейского континента. Например, в 1589 г. в Османской империи зарегистрировано первое восстание янычаров, спровоцированное резким обесцениванием местных золотых денег и двухразовым повышением цен в империи. Постепенно Османская империя начинает терять свои геополитические и хозяйственные позиции и скоро превращается в «больного человека Европы», что создает благодатную почву для развития внешних для империи идей, в т.ч. об «отдельной нации» в западноевропейском понимании этого понятия. Об этом поподробнее остановимся ниже в данном труде! В результате европейской инфляции, между Востоком и Западом появляется серьезный разрыв в уровнях номинальных (а впоследствие и реальных) доходов у рабочей силой. В целом, инфляция в Европе (напоминаем, что деньгами являются благородные металлы) делает местное производство абсолютно неконкурентоспособным на мировых рынках. Страны западной Европы вынуждены продолжать проведение протекционистической политики и снижать трудоемкость производимой продукции, в своих попытках остановить отток денег со своей территории. Но деньги продолжают следовать своим традиционным ходом в сторону восточных рынков, откуда в обратном потоке стекаются товары, произведенные с трудовыми расходами в разы ниже, чем в Европе. Однако, из-за неразвитой транспортной инфраструктуры первоначально речь идет в основном об импорте люксовых товаров, которые недоступны для массовых потребителей.
И тогда на передний план выходит хлопок. Перед началом индустриальной революции соотношение трудовых расходов между хлопком и шерстью является 7 к 1. Однако с другой стороны производство хлопка на единицу земельного участка намного больше относительно других сырьевых товаров, используемых в текстильном производстве. Пока в мире земельные участки в изобилии, последнее обстоятельство не имеет принципиального значения для хозяйственного оборота в Европе и в мире. В позднем Средновековье страны европейского континента специализируются в основном в производстве шерстяных изделий – в мануфактурах итальянских городов-государств, голландских, а позже и английских в основном производят шерстяные изделия. Именно конкуренция в использовании этих двух видов сырья ведет к последующей индустриальной революции. После длительной эксплоатации шерсти, с определенного момента ощущается действия лимитирующего фактора – например в Англии, где акцент ставится на развитие шерстяной промышленности, на длительный период времени запрещен экспорт данного вида сырья. Совсем другая ситуация с хлопком, с идеальными условиями для его выращивания в Америке, в которой в добавок активно используется и высокоспециализированный рабский труд. Кроме всего остального, потенциал для снижения трудоемкости при добычи и обработки данного вида сырья огромен. В Англии импорт хлопкового сырья не запрещен, в отличие от импорта хлопковых тканей из индийских колоний, что ведет к противоположным ожидаемым результатам. Несмотря на высокие цены хлопковой продукции внутри Англии, из-за высокой стоймости рабочей силы (не только в реальном, но и в номинальном выражении по отношению к индийским ткачам), хлопковые ткани имеют хороший спрос и они в большой степени конкурируют с дорогой шерстью.
Естественной реакцией высоких цен на рабочую силу (при наличии стабильной волне спроса) – это активное применение технических инноваций и новых организационных форм функционирования бизнеса для снижения трудоемкости производственного процесса. Из-за высокой исходной трудоемкости потенциал для ее снижения огромный, что дает большое поле возможностей. В определенный момент в Англии трудоемкость продукции снижается под тем критическим потолком, при котором уровень производственных расходов, с учетом высокой цены рабочей местной силы, спускается под уровень существующего в Индии. Фабричная продукция побеждает в конкуренции с ручным трудом при производстве хлопковых тканей. После того, как в начале ХIХ века английские ткани окончательно захватывают европейские и американские рынки, в 1822 г. они регистрируют присутствие и в индийских колонях. Всего 12 лет спустя представитель британской короны в Индии, Уильям Бентинк, отмечает, что кости местных ткачей белеются вдоль дорог индийских долин. Индустриальная революция является свершившимся фактом, порожденным уникальным сочетанием множества политических и экономических факторов, которые в подходящий момент проявились именно в Англии и нигде в другом месте в мире[10]. Финансовые и товарные потоки меняют направление своего движения – товары уже двигаются на восток, в то время как деньги, в форме благородных металлов, направляются мощным потоком к все больее индустриализирующейся Европе. В условиях повсеместных протекционистических мер со стороны отдельных европейских государств, промышленные производства постепенно начинают распространяться путем экспорта производственных мощностей и целых предприятий в сторону близлежащих территорий, для которых характерен высокий уровень номинальных цен (деньги выражены в благородных металлах). Индустриальная революция продолжает свое распространение, первоначально в самой западной Европе, затем в центральной и восточной, а к концу ХIХ века и к Русской империи.
В новых условиях уже страны Востока организовывают попытки закрыться и сберечься от мощного потока промышленных товар, хлынувшего из западной Европы. Однако последняя уже имеет не только экономическое, но и военное и идеологическое преимущество, которое она активно использует в своих целях. На Востоке начинаются дефляционные процессы, которые со временем превращаются в хронические – известно, что дефляция ведет к сокращению экономической активности[11]. В своей новой конфигурации мировая экономика распадается на две части – на богатый Запад и остальной бедный мир. Единственная проблема перед этим богатом Западом, что он должен бесперерывно искать новые рынки для реализации все более эффективно произведенной индустриальной продукции.
Как выглядит ситуация уже в середине ХIХ века? На тот момент уже сформиловались два индустриальные центра Европы, чье противоборство, особенно после объединения всех немецких земель, резко возрастает – Британская империя и Германская империя. Соперничество, особенно после охватывания всех доступных для экономической экспансии территорий, сильно обостряется. Напоминаем, что в рамках существующей модели развития инновации становятся возможными только при расширяющихся рынках, которые дают доступ к дополнительным потребителям для все более нарастающей, в своем объеме, продукции. Кризис, начавшийся в 1873 году, во многом характеризует ту ситуацию, которая повторяется и дальше (вспомним Великую депресию 1929-1933 г.), и в которой живет современный мир в последнем десятилетии – невозможность расширять рынки в рамках существующих технологических зон. Напоминаем, что в конце ХIХ века мир имеет четыре независимые технологические зоны – Британскую, Германскую[12], Американскую и Японскую, а в начале ХХ века появляется еще и Советская технологическая зона.
Вернемся, однако, к половине и второй половине ХIХ века! Первый глобальный дефляционный кризис модели развития идет полным ходом. Как в этих условиях действуют два самых ярых конкурентов на европейской (что на то время равносильно и на мировой) сцене – Британская и Германская империи? Напомним расстановку сил между двумя противниками! В Британскую технологическую зону входит Османская империя, а в Германскую технологическую зону – Русская империя. Обе эти полуфеодальные империи (Османская и Русская) уже безнадеждно отсталые от самых развитых индустриальных стран того времени, их внутреннее государственное устройство, опирающееся на верховенство определенной религии (православие – в Русской империи, ислам – в Османской империи) сталкивается с активно продвигаемыми новыми для того времени национальными идеями. В течение всего ХIХ века их активно продвигает именно Германия, особенно в той из религиозных империй, где влияние врага (Британская империя) неоспоримо – Османской империи. В рамках Русской империи, которая многими нитями четко встроена в зону экономических интересов Германского рейха в качестве ее сырьевого придатка, национальный вопрос не слишком поднимается, кроме как в латентном порядке он осторожно разрабатывается для тех православных, которые оказались за пределами Русской империи (вспомним, что в ней православный народ является и государствообразующим). Речь идет в основном о православных, которые населяют Австро-Венгрию (находящейся тоже в германской системе разделения труда). Вспомним, что сегодня существует такая деноминация православных, которые подчиняются католическому папе – грекокатолики.
Вследствие активно поддерживаемых снаружи национальных движений на Балканском полуострове, к концу ХIХ века Османская империя полностью оттеснена из Европы, и после отхода парадным маршем войск русского императора[13], на вновь созданные балканские независимые государства вторгаются германские капиталы, отчаянно ищущие новое свое применения в условиях жесточайшего дефляционного экономического кризиса того времени[14]. В условиях победивших национальных идей формируются и национальные государства[15]. И весь этот процесс сопровождается геноцидами над „чужими“ народами, массовое переселение миллионов людей со всех сторон – из Болгарии выселяются турки (люди, разговаривающие на одном из тюркских диалектов и исповедующие ислам) и греки, из Турции (впервые созданной) выселяются болгары и греки, из Греции выселяются болгары и люди с мюсюльманским самосознанием (напоминаем: пока еще их турками не сделали). Один из представителей последней названной категорией людей является сам Мустафа Кемал[16], будущий Ататюрк (отец турков), чьи родословные корни находятся в районе сегодняшнего Салоники! В течение многих десетилетии на Балканском полуострове германские капиталы находят свое активное применение вплоть до окончаний Второй мировой войны. Именно процессы такого рода приводят к тому, что во время Первой мировой войны Болгария и ее многовековой поробитель – Османская империя, воюют вместе как союзники за интересы германских капиталов в составе Центральных сил, против Русской империи, которая в той войне воюет за интересы британских капиталов в составе Антанты. На последний факт стоит обратить специальное внимание (особенно с учетом того, что нынешнее православное население Украины входило в число того православного народа[17] Русской[18] империи, которое считалось государствообразующим).
И так, как и было отмечено в другом контексте, с началом реформы Витте в конце ХIХ века, Русская империя начала свою переориентацию в сторону Британской технологической зоны – капиталы на выстраивание нового индустриального хозяйства поступали в основном через британские и французские банки. Одновременно, с попытками экономического встраивания в британскую систему разделения труда, постепенно русские императорские элиты меняют своих покровителей и на геостратегическом и политическом поле, что имело колоссальные последствия для всей империи. Можно с большой долей уверенности утверждать, что именно результаты всех этих перестраиваний от одной к другой технологической зоне привели к резкому ухудшению положения германских капиталов и к необходимости привести соотношение сил в прежний режим. С одной стороны германские капиталы начали стремительно терять свои рынки сбыта на территории Русской империи как для продукции тяжелой промышленности, так и для продукции конечного потребления, а с другой – их прежний сырьевой придаток стал сокращать поставки сырья, выбирая другие направления их употребления.
Постепенная потеря Германией Русской империи, в качестве ее хозяйственной полуколонии, резко меняет и политику страны в отношении населения, ментально подконтрольного Русской империи, и в частности, к православным, населявшим западные территории Русской империи, как и проживающим в составе Австро-Венгрии и Германии. До вчерашнего дня это население считалось „своим“, ввиде тесных отношений между метрополией и ее сырьевой полуколонией. Но в новых условиях, когда Русская империя делает сознательные усилия, чтобы оборвать связи с Германией, последняя уже чувствует, что православные люди на подконтрольных ею территориях (как общая система разделения труда) могут в любой момент превратиться в своеобразную „пятую колонну“ потенциального врага (в случае действует принцип – друг моего врага становится моим врагом). Начинается системная и глубоко проработанная идеологическая политика по отделению западных православных славян и их постепенное превращение в самостоятельную нацию в духе современных на те времена национальных идей.
Особенно благодатный, в этом плане, период после Октября 1917 г. и до Второй мировой войны, когда большевисткое руководство советской республики полностью отказывается от доктрины „единого православного народа“ и принимает для исполнения идеи Ленина о праве самоопределения каждой нации, ожидая их (наций) естественного отмирания после прогнозируемой в скором времени всемирной пролетарской революции. После Брестких соглашений советская республика далеко откинута на восток. На бывших западных территориях Русской империи создана независимая Польша, которая тоже строится на национальных принципах. В этом смысле новому польскому государству совсем не нужно иметь на своей территории население, сочувствующее восточному соседу (и идентифицирующемся с ним), поэтому политика ассимиляции продолжается и польскими властями. Среди западных православных людей, оставшихся за пределами нового государства – Советского союза, для которых прежняя Родина (религиозная империя, построенная на православной вере) уже не существует, а новая комунистическая страна, принципиально не признающая религию, абсолютно чужа, самыми понятными становятся национальные идеи, и они вполне радужно воспринимаются этим населением. Во время десетилетий в составе СССР снова идет процесс обоснования отдельной нации как составляющей общемирового пролетарского класса.
Все эти процессы останавливаются с распадом советской системы разделения труда, когда каждый ее прежде составляющий елемент ищет свое новое место в глобальном мире под эгидой США. Вместе с этим длительным распадом идет и новая волна активизации национальных идей, которые были характерны для восточной Европы в конце ХIХ и начало ХХ веков. Это хорошо видно как на постсоветском пространстве, так и на территории бывшей Югославии. Разница между двумя периодами, однако, имеется, и она выражается в том, что в начале ХХ века все еще существуют несколько независимых друг от друга технологических зон, а в современных условиях весь мир (включая его сыревые придатки) живет в одной единой американской технологической зоне. Обективным является тот факт, что последняя тоже достигла своих естественных пределов развития и, несмотря на ее попытки расширять свое присуствие во всех уголков планеты, последнее не может дать того ощутимого полезного эффекта, который нужен для нормального развития этой самой глобальной технологической зоной. А человечество пока не нашло те источники развития вне планеты Земля, которые могли бы обеспечить нормальный экономический рост (по примеру десятилетий после Второй мировой войне) хотя бы для следующих несколько поколении. В этом смысле региональные переделы вполне могут быть на повестке дня еще многих лет, но они мало что решат в сторону улучшения благосостояния отдельных стран и населявших их народов. Зато эти региональные конфликты могут занять сознание людей на долгое время, что тоже дает смысл жизни для огромных масс рядовых граждан современного мира.
Библиография:
– Дуранкев, Б., Началото и краят на третата световна война, Интернет издателство „Читанка“, С., 1999;
– Матеев, Е., Структура и управление на икономическата система. Университетско издателство на УНСС, 2015 (1987);
– Григориев, О., Епоха на растежа. Лекции по неокономика. Разцвет и упадък на световната икономическа система. Издателство „Изток – Запад“, С., 2016 (2014);
– Смит, А., Богатството на народите, ИК „Рата“, 2006;
– Финкел, К., История на османската империя. Видението на Осман. М.: АСТ, 2014;
Bibliography:
– Durankev, B., The Beginning and the End of the Third World War, Internet Publishing House „Chitanka“, S., 1999;
– Mateev, E., Structure and Management of the Economic System. University Publishing House of UNWE, 2015 (1987);
– – Grigoriyev, O., The Age of Growth. Lectures on neoconomica. Bloom and decadence of the global economic system. East-West Publishing House, S. 2016 (2014);
– Smith, A., The Wealth of Nations, IK „Rata“, 2006;
Finkel, K., History of the Ottoman Empire. The vision of Osman. M .: AST, 2014;
[1] Согласно первоначальному представлению о мире предполагалось, что християнский народ единый и находится под властью одного императора. Однако, в рамках конфликтов с империей, у церковных властей возникает необходимость поддержать отколовшихся от территории этих самых империй протонациональные владения, в которых правят местные монархи. Эти владения и источник их власти не входят, однако, в традиционные представления о мире, что требует от церкви признать, что с точки зрения божественных законов отдельные нации имеют право на легитимного существования. В этом случае источник власти для „национального“ монарха не весь християнский народ, а только эго обособленная часть – „нация“, от которой он получает свою легитимность. Раждается идея народовластия, а в ее основы ложаться чисто прагматические соображения, согласно которым монарх является единственно легитимным представителем исполнительной власти. Одновременно с этим необходимо, чтобы законодательные правомочия были переданы народу, который является частью большой християнской семьи. В повседневии людей священники контролируют каждый аспект жизни обычного человека, который находится под предводительством католической церкви. Таким образом, косвенно последняя в состоянии реализовывать в полной мере свои полномочия в законодательной власти.
[2] Конфликт между папской властью и императором официально заканчивается едва в 1806 г., когда ликвидирована Священная Римская империя германской нации. Этот конфликт продолжается целое тысячелетие, а в течение около двух веков он носит характер прямых военных действий с усиливающейся или утихающей интензивности.
[3] Когда противостояние идет между равнопоставленными сторонами, для которых уничтожение противника означает и подрыв собственных основ существования, тогда необходима апелляция к сущности более высшего характера, в которых можно искать обоснования соответствующих претензий. Или, выражаясь другим образом, разрешение возможных конфликтов все чаще происходит в сфере абстрактных, идеальных измерений. Однако, одновременно с этим предмет конфликта продолжает существовать на материальном уровне. Эта особенность западного мышления ведет к разным последствиям, среди которых самым значимым является явная склонность западноевропейской науки превращать материальное в идеальное. Оттуда и экзистенциальная проблема о свободе выбора и отвественности этого выбора, которая постоянно мучит сознание каждого западноевропейца. С того времени этот непрерывный конфликт между церковной институцией и светским императором толкуется как конфликт между независимыми друг от друга властями (законодательной и исполнительной). Идея западного мира о разделения власти берет свое начало именно на этом месте.
[4] Этот период длится достаточно долго (темные Средние века).
[5] Вообще, в рамках современной экономической модели коррупция является одним из мощных инструментов для осуществления торгового взаимодействия между богатыми и бедными странами. Через коррупцию намного быстрее в бедной стране появляется платежеспособный спрос на дорогие люксовые товары, которые производятся в развитых странах, такие как высокотехнологические летательные и морские аппараты, современные и традиционные архитектурные объекты в престижных географических пунктах, таких как Лондон, Лазурный берег и т.д., спортивные команды, долговые инструменты и т.п.
[6] Известно, что Венеция возникает как торговая колония Византийской империи.
[7] На некоторых местах найдено палиативное решение в виде „раскулачивания“ (конфискации) имущества католической церкви. Это одна из причин, которая резко обостряет конфликт между римским папой и светскими владетелями в пределах эго папства. Проблема быстро обостряется во время Реформации, когда в ряде стран принимаются самые брутальные методы конфискации и разграбления церковной собственности. Несмотря на то, что это практически только одноразовые действия, последние в значительной степени утверждают королевскую светскую власть, именно в центрах будущей индустриальной революции, и прежде всего – в Англии.
[8] И в тот период морские транспортные сообщения являются самыми дешевыми из всех существующих видов.
[9] Соотношение между ценой и достигнутыми результатами резко ухудшается!
[10] Если решим пофантазировать и перенести ситуацию, приведшей к индустриальной революции, к современным условиям и к сегодняшним развивающимся государствам, то в этом случае комплексный рецепт для ее успешного повторения для отдельно взятой страны выглядел бы примерно следующим образом: твердая протекционистическая политика, применимая в развивающейся стране; экономика последней должна быть затопленной бесплатными американскими долларами (сегодняшняя мировая валюта, в прошлых времен в такой роли выступают благородные металлы), чтобы можно было достичь более высокого ценового уровня и более высоких трудовых доходов чем в США; каким-то образом выстроить барьеры для оттока этих самых долларов обратно в американскую экономику, может быть через ограничивание связей с развитыми странами. Однако в том же времени эти связи должны быть сохранены на определенном уровне, так как в противном случае потерялись бы стимулы к развитию; в случае можно регулировать транспортные мощности, которые используются для обслуживания торговли; точно определить какой именно продукт создал бы, в подобных условий, необходимую по интензивности волну спроса, чтобы начинать незабавный процесс модернизации общей экономической структуры, и поставить запреты перед его импортом в стране; после всей проделанной работы подождать примерно столетие, в рамках которого, на базе своего внутреннего рынка, развивающаяся страна построила бы собственную систему разделения труда, хотя бы сравнимая с современной. То есть, в данном случае речь идет о достаточно крупной стране; не забываем, что нам необходимы современные аналоги паровой машины и углей (о которых в данной работе не зашла речь, из-за ограниченного ее объема).
[11] В западноевропейской литературе ХVIII в. восточный мир всегда синоним невообразимых богатств, активных рынков, торгующих товарами со всего мира, оживления и столпотворения людей. В начале ХХ в. картина описания резко меняется – какие-то дикари, которые постоянно пробуют продать свои примитивные, ручной отделки, безделушки, или сделать какую-то услугу, чтобы получить мелкие монетки, и которые управляются жалкими владетелями, мечтающими приобрести по любой цене люксовые западные товары, предлагавшиеся приехавшими к них европейскими торговцами.
[12] В германской технологической зоне находится и Болгария (Родина автора этого материала), которая в двух мировых войнах сражается за интересы германского капитала. До реформы Витте в германской технологической зоны находится и Русская империя (в чью территория включается и нынешняя Украина). Как сырьевой придаток Германской империи, Русская империя вовлечена в решение
т.н. «Восточного вопроса» и кровью своих солдат и офицеров (среди которых и предки нынешних украинцев) обеспечивает влияние Германской империи на территориях, раньше контролируемых Британией (напомним, что в свое время Османская империя является полуколонией последней). С началом переориентации отсталой, полуфеодальной России к Британской империи (во время Первой мировой войны русская армия сражается за интересы Британской короны, как и другие ее колонии, в частности – индийские) начинается и активное ее расшатывания со стороны Германии, что в конечном итоге после Октябрьской революции 1917 г. приводить к кровопролитной гражданской войне между сторонниками двух этих лагерях.
[13] Напомним – своеобразным экономическим вассалом Германского императора.
[14] Еще раз: капиталам нужно постоянно расширяющиеся применения, в противном случае инновации останавливаются, и вся уже построенная система разделения труда начинает рушиться.
[15] В этом плане балканские народы повторяют этапы формирования народности, проделанные „передовыми“ народами Европы раньше. Известно, например, что до начала телевизионных вещаний, представители отдельных общностей, живущих на разных территориях Франции, трудно, а иногда вообще не понимали друг друга в ходе беседы и разговоров.
[16] Интересный факт о будущем отце всех турков, что в молодости он работал в Болгарии в качестве военного аташе при османском императоре (язык его родителей был одним из диалектов болгарского). Видимо, он хорошо пропитался национальным духом, который в те первые годы независимого болгарского государства ощущался в местном обществе (известно, что Мустафа Кемал активно общался с представителями болгарской политической элиты и даже успел полюбить дочь одного болгарского генерала). Именно этот национальный дух он и перенес на станбульскую почву, где начал его восход в усилиях создать новую турецкую нацию, через превращение огромной массы мусульман, проживающих свои последние дни в составе Османской империи, в турок.
[17] Напоминаем, что согласно первоначальному представлению о мире считалось, что християнский народ единный и соответственно находится под властью одного императора: „нет ни грека, ни юдея; ни обрезаный, ни необрезаный; варвар, скит; раб, свободный……“ (Кол.III:11) – https://biblia.bg/index.php?k=58&g=3&tr1=1&tr2=1&tr3=1
[18] Автор делает разницу между двумя понятиями: „Русская империя“ и „Российская империя“. В первое понятие государствообразующий является православный народ, а в втором – русский народ в современном понимании терминах „нация“ и „народ“.
––––––––––––
Източник: Экономический вестник университета“ ISSUE 37/2 от 2018 г., Финансово-гуманитарный факультет ГВУЗ «Переяслав-Хмельницкий ГПУ имени Григория Сковороды», Украйна, стр. 156-163